Мое последнее стихотворение.
По любимой Саге о наблюдателях.
Я забыл почти, но вспомнил запах еле уловимый
Клевера Ауренена от перепутанных волос,
Серый омут холодящий, но насмешливо-манящий
И задиры вздорный нрав, заводной и нестерпимый.
Я в то время только рос, я ревнив был, моих слез
Ты боялся, в ночь не спящий, утешал. Ты настоящим,
Очень светлым был тогда, но к порогу шла беда.
Мы оглохли в эти дни, мы шагов ее не слыша,
Слали ото всех сбегать. Ты позволил мне узнать
Опьяняющую нежность губ твоих, я никогда
Не забуду твои пальцы, голос ласковый чуть слышный
И предательство твое. Ни написать, ни рассказать
Не смогу, как было больно. Ведь любимый мною фэйе
На изгнание обрек. Да, Илар, Ты был жесток.
Распрощаться с этой жизнью я мечтал день изо дня.
Обесчещенный, мечтал я перерезать твою шею.
И сегодня вышел срок. Но подумать кто бы мог,
Что с лихвой уже наказан ты, любимый, без меня.
Что с тобой? Ты изменился, вздрагиваешь, прячешь шрамы,
И глаза совсем другие, не твои, а того зверя,
За котором больше часа гончих псов идет погоня.
Постарел ты слишком рано. Как глубоки твои раны?
Что бы ни сказал, поверю. Твои беды не измерить?
Ты не знал, что та забава нас погубит. Тоже помнишь.
Онемел, дрожишь, и слёзы пленкой застили глаза,
Ты прижмись ко мне, как прежде прижимался я к тебе
И вернись назад на годы, и забудь, что мы рабы.
А если б не было разлуки? Если б ты тогда сказал,
Чтоб не шел в шатёр проклятый? Если б я на зло судьбе
Не убил, а только ранил, тогда были б вместе мы?
Если б мы не в этой жизни повстречались, а в другой,
Если б молоды мы были и ещё чисты душой,
Тебя звали б не Иларом, я бы не был Серегил,
Но из всех вселенских сил, нас тянуло бы друг к другу,
Как когда-то, в те года, что случилось бы тогда?
Мы бы вырвались из круга? Были б мы тогда тали?
Не молись, Илар, моли о возмездии Судьбу.
Чего ещё желать рабу, как ни утешенья ранам,
Как ни злейших мук илбану?
По любимой Саге о наблюдателях.
Я забыл почти, но вспомнил запах еле уловимый
Клевера Ауренена от перепутанных волос,
Серый омут холодящий, но насмешливо-манящий
И задиры вздорный нрав, заводной и нестерпимый.
Я в то время только рос, я ревнив был, моих слез
Ты боялся, в ночь не спящий, утешал. Ты настоящим,
Очень светлым был тогда, но к порогу шла беда.
Мы оглохли в эти дни, мы шагов ее не слыша,
Слали ото всех сбегать. Ты позволил мне узнать
Опьяняющую нежность губ твоих, я никогда
Не забуду твои пальцы, голос ласковый чуть слышный
И предательство твое. Ни написать, ни рассказать
Не смогу, как было больно. Ведь любимый мною фэйе
На изгнание обрек. Да, Илар, Ты был жесток.
Распрощаться с этой жизнью я мечтал день изо дня.
Обесчещенный, мечтал я перерезать твою шею.
И сегодня вышел срок. Но подумать кто бы мог,
Что с лихвой уже наказан ты, любимый, без меня.
Что с тобой? Ты изменился, вздрагиваешь, прячешь шрамы,
И глаза совсем другие, не твои, а того зверя,
За котором больше часа гончих псов идет погоня.
Постарел ты слишком рано. Как глубоки твои раны?
Что бы ни сказал, поверю. Твои беды не измерить?
Ты не знал, что та забава нас погубит. Тоже помнишь.
Онемел, дрожишь, и слёзы пленкой застили глаза,
Ты прижмись ко мне, как прежде прижимался я к тебе
И вернись назад на годы, и забудь, что мы рабы.
А если б не было разлуки? Если б ты тогда сказал,
Чтоб не шел в шатёр проклятый? Если б я на зло судьбе
Не убил, а только ранил, тогда были б вместе мы?
Если б мы не в этой жизни повстречались, а в другой,
Если б молоды мы были и ещё чисты душой,
Тебя звали б не Иларом, я бы не был Серегил,
Но из всех вселенских сил, нас тянуло бы друг к другу,
Как когда-то, в те года, что случилось бы тогда?
Мы бы вырвались из круга? Были б мы тогда тали?
Не молись, Илар, моли о возмездии Судьбу.
Чего ещё желать рабу, как ни утешенья ранам,
Как ни злейших мук илбану?
Я посмотрела, однако, тут нет стихов. Вот этих. Хотя, наверное, быть они тут должны. Хм...
